Макс Петтенкофер ( )
7 октября 1982 года 73-ёх летний профессор, чтобы доказать правильность защищаемой им теории, выпил на глазах у свидетелей культуру холерных вибрионов…
Результат этого, граничащего почти с самоуничтожением опыта был удивительным: Петтенкофер не заболел холерой.
Это был не первый опыт врача на себе. Героичность поступков Петтенкофера объясняется особыми историческими обстоятельствами того времени, а также важностью затронутой проблемы.
В те времена холера давно уже была известна в Европе и наводила ужас. До первой четверти 19-го века считалось, что холера – эпидемическое заболевание, распространённое лишь в дальних странах, и её таким образом, нечего бояться в Европе. Это мнение изменилось после того, как в 1817 году в Индии неожиданно по невыясненным причинам вспыхнула эпидемия азиатской холеры, начавшая оттуда свой путь на Запад. Два года спустя эпидемия впервые в истории охватила Африку, куда она была занесена караванщиками, и примерно в то же время проникла через Китай в Европейскую часть России, вначале в Оренбург, где сразу же неожиданно для всех приняла эпидемическую форму, примечательную не столько количеством смертельных случаев, сколько массовой заболеваемостью. Ярость эпидемии была укрощена долгой, холодной зимой. Но в Одессе холера смогла развернуть все свои силы. Там умерло около половины всех заболевших. Эти статистические данные полностью совпадают с полученными в первую мировую войну во время холерной эпидемии в крепости Перемышль.
При возникновении эпидемии в Одессе, разразившейся во времена, ещё очень отдалённые от эпохи бактериологии, распространение заразы пытались предотвратить с помощью кордонов. Но дальше попыток дело не дошло. В 1830 году холера достигла Москвы, где ею болело лишь небольшое число жителей. Иначе обстояло дело в Германии. Там холера распространилась несколько месяцев спустя. В августе 1831 года в Берлине были отмечены первые случае смерти от холеры, затем настала очередь Гамбурга. Однако некоторые области Германии остались не затронутыми эпидемией. Холера, так сказать, перепрыгнула через них, проникнув во Францию и Англию, откуда она затем была завезена в Северную Америку.
То в одном, то в другом месте ещё наблюдались небольшие очаги заразы, но, наконец, эпидемия прекратилась. Однако в 1892 году опять вспыхнула большая эпидемия холеры в Германии, а именно в Гамбурге, где за 5 месяцев заболели 18 тысяч человек, из которых 8 тысяч умерли. В это время уже знали возбудителя холеры, по форме напоминающий запятую и названный поэтому «холерной запятой». Ближе к осени того же года холера появилась в Египте; при чём возникло опасение, что, как и раньше, она оттуда начнёт свои странствия по всему миру. В следствии этого некоторые правительства, прежде всего французское, решили послать в Египет исследовательские группы, чтобы при помощи новых методов приступить к изучению эпидемии и борьбе с ней.
Подобное решение было принято и в Германии. Правительство назначило Коха главой комиссии, которая 24 августа прибыла в Александрию. Местом работы был избран греческий госпиталь. Ещё за год до этого Кох наблюдал в присланной ему из Индии части кишки умершего от холеры большое количество бактерии. Он, однако, не придал этому особого значения, так как в кишках всегда находится множество бактерий.
Теперь в Египте он вспомнил об этом открытии. Он подумал, что возможно этот микроб и является возбудителем недуга. 17 сентября Кох сообщил в Берлин, что в содержимом кишечников двенадцати холерных больных и десяти умерших от холеры найден общий для этого заболевания микроб и выращена его культура. Но ему не удалось вызвать заболевания холерой путём инъекции этой культуры животными. К этому времени в Египте эпидемия уже начала затихать и дальнейшие исследования представлялись невозможными. Поэтому комиссия направилась в Индии, где всё ещё гнездилась холера. Больные и умершие вновь были подвергнуты исследованиям, и опять был найден тот же микроб, что и в Египте, — те же имеющие форму запятой соединённые попарно бациллы. У Коха и его сотрудников не оставалось ни малейшего сомнения в том, что именно этот микроб – возбудитель холеры. Дополнительно изучив процесс холерной инфекции и значение снабжения питьевой водой для прекращения болезни, Кох вернулся на родину, где его ожидала триумфальная встреча.
Кох был убеждён, что нашёл возбудителя холеры. Но многие исследователи не разделяли его точку зрения. К ним относился и Петтенкофер.
Макс Петтенкофер был сыном крестьянина, одним из восьми детей в семье. Его отец, обремененный заботами, обрадовался, когда бездетный брат, придворный аптекарь в Мюнхене, забрал сыновей и взял на себя заботу о них. Учёба в гимназии давалась Максу легко. Из него, думал дядя, может выйти со временем настоящий аптекарь. Однако после небольшой ссоры с дядей Макс направился в Аугсбург с намерением стать актёром. После первых неудачных выступлений на сцене Петтенкофер подался в медики.
Петтенкофера не влекло к практической медицине. В то же время ещё студентом он показал себя способным к медицинской химии, экспериментатором, можно даже сказать – исследователем.
Петтенкофер никогда не любил работать систематически. Он хватался то за одну, то за другою тему, находя в каждой из них подлинные золотые зерна. Это было и в студенческие годы и в период службы на монетном дворе. Так он извлёк минимальные количества драгоценной платины из серебряных талеров и открыл загадку атичного пурпурного стекла. Не удивительно, что его дарование было вскоре замечено: его назначили профессором медицинской химии.
С тех пор он работал на новом месте то над одной, то над другой проблемой. Он открыл способ приготовления цемента, не уступающего по качеству английскому, подсказал, каким образом можно получать светильный газ не только из дорогого каменного угля, но и из дешёвой древесины, содержащей много смолы. Постигшая его при этом неудача была лишь эпизодом. В Базеле, где его метод был применён на практике и где торжественно при широком участии населения собрались отмечать праздник освещения города, новая система при первой попытке отказала. Однако после этого Петтенкофер сразу же устремился в Мюнхен, в свою лабораторию, горя желанием найти ошибку, явившуюся причиной неудаи. После двух суток работы и размышлений ошибка была найдена, устранена, и в Базеле вспыхнуло газовое освещение.
Все эти события в жизни Петтенкофера были большими и важными. Однако главная его заслуга в том, что он основал гигиену. Случайные обстоятельства побудили его, химика и техника по специальности, заняться вопросами гигиены.
Петтенкофер создал специальный научный институт – Дом гигиены, деятельность которого принесла большую пользу стране и городу.
Учёного Петтенкофера очень интересовала такая инфекционная болезнь как холера. Когда Кох открыл холерный вибрион, Петтенкофер не отрицал, конечно, правильности этого открытия; он и сам думал о возбудителе, обладающем живой природой. Но у него были другие представления об этом. Прежде всего Петтенкофер не верил в простую передачу инфекции.
Петтенкофер обнаружил, что есть люди, которые в силу особенностей своего организма или по каким-то иным причинам, предохраняющим их от болезни, остаются здоровыми даже при сильной эпидемии. Уже давно известен феномен врождённого или приобретённого иммунитета. Известно также, что в каждом отдельном случае важную роль играет состояние здоровья человека, в частности функционирование желудка и кишечника.
Макс Петтенкофер выделял территориальные и временные факторы благоприятствующие развитию эпидемии холеры. Наибольшее значение в этой связи он придавал состоянию грунтовых вод. По его мнению от насыщенности грунта водой зависит процесс гниения органических субстанций, с которыми сливается носитель холеры. Под носителем холеры он подразумевал специфическое вещество обладающее внутренней организацией чрезвычайно малого объёма, наподобие тех, что вызывают брожение.
Поскольку Петтенкофер нёс ответственность за здравоохранение города, он приказал содержать в чистоте улицы города, что бы противодействовать развитию носителей холеры.
Проблема изучения причин холеры заключалась в том, что все опыты с холерным вибрионом проводились на животных, и соответственно не вызывали у животных болезни, как это делали другие бактерии. Холера – это болезнь людей, и опыты на животных подвели исследователя. Это было недостающим званом в цепи доказательств, звеном, из-за которого цепь оставалась незамкнутой. И тогда Петтенкофер решил сделать то, о чём, конечно, никто не смел и думать: провести опыт на человеке, на себе самом.
Исторический опыт Петтенкофера состоялся утром 7 октября 1892 года, в то время, когда в Гамбурге и Париже множились случаи заболевания холерой и всё население было объято ужасом, а в Мюнхене, несмотря на большое количество приезжих, вспышки холеры не наблюдались. Это обстоятельство только укрепило Петтенкофера во мнении, что не один микроб, но и особенности сезона и почвы или иные подобные обстоятельства определяют возникновение эпидемии.
Опыт был проведён в большой тайне. Петтенкофер заказал из Берлинского института здравоохранения культуру бацилл холеры, приготовленную на известном желатинообразном веществе – агаре, который добывается из водорослей.
Петтенкофер рассказал позднее: «В одном кубическом сантиметре я, очевидно, принял миллиард этих внушающих страх микробов, во всяком случае, намного больше, чем это бывает при прикосновении к губам немытыми пальцами». Впрочем, он сделал всё, чтобы не поддаться самообману и получить ясный результат. «Весьма вероятно, — полагал он, — что соляная кислота желудочного сока так повредит микробы, что они уже не смогут быть возбудителями болезни». Поэтому он высыпал на сто граммов воды (примерно половина чайного стакана), грамм питьевой соды, влил туда кубический сантиметр свежего «супа из микробов» и выпил содержимое, не переводя дыхания. После этого он налил в стакан ещё немного воды и выпил её, чтобы не упустить оставшихся на стенках стакана микробов.
Перед своим опытом Макс Петтенкофер, как обычно, позавтракал. После опыта он продолжал вести обычный образ жизни, пил и ел, как всегда, довольно-таки много. Спустя 3 дня Петтенкофер заболел катаром кишок, симптомы которого свидетельствовали, казалось, о воздействии холерных вибрионов. Но, несмотря на это, его самочувствие не ухудшилось, отсутствие аппетита не наблюдалось. Сначала Петтенкофер не видел необходимости в том, чтобы прописывать себе диету и менять что-било в своей привычной и любимой простой мюнхенской кухне. Лишь когда кишечник не успокоился, а 13 октября его состояние даже ухудшилось, учёный изменил свою диету, питаясь лишь тем, что было полезно в таком состоянии. Уже на следующий день его кишечник был опять в порядке. Всё это время Петтенкофер не принимал лекарств.
Конечно, он произвёл бактериологическое исследование фекалий. Анализ показал большое число холерных вибрионов. Водянистые выделения походили на чистые культуры этих бацилл. Когда 14 октября кишечник успокоился и выделения вновь стали обычными, холерные микробы отмечались уже в незначительных количествах, а ещё через два дня совсем исчезли.
Выводы, сделанные Петтенкофером из опыта, подтверждали столь горячо защищаемую им точку зрения, и он в ещё большей степени, чем раньше, проникся убеждением в правильности своих взглядов на возникновение эпидемии.
17 октября такой же эксперимент провёл ученик Макса Петтенкофера, Эммерих. Он правда выпил меньшее количество холерных вибрионов. Зато в качестве новшества в этом эксперименте над собственным телом, было то, что Эммерих пытался ослабить сопротивляемость организма тем, что ухудшал режим питания, подвергался многократно воздействию тока холодного воздуха. Продолжал он это до тех пор пока не почувствовал недомогание. Начавшийся у него катар кишок протекла в более тяжёлой, чем у Петтенкофера, форме и очень скоро потребовал врачебной помощи. Но это не было настоящей холерой. Эммерих чувствовал себя неплохо, его настроение оставалось хорошим. 24 октября он уже смог вернуться к своему обычному питанию. А холерные вибрионы отмечались в его выделениях до 28 октября.
Была ли у Петтенкофера и его ученика Эммериха слабая форма холеры, или же нет, сказать трудно.
Такие опыты были позже поставлены и другими учёными. В этой связи следует назвать прежде всего некоторых русских исследователей. Это сделал в Париже последователь Пастера Илья Ильич Мечников и вслед за ним Николай Фёдорович Гамалея, Даниил Кириллович Заболотный и Иван Григорьевич Савченко, ставший впоследствии известным киевским бактериологом.
В 1888 году Гамалея первым предложил использовать для защиты от холеры умерщвлённые холерные бациллы. Их безвредность он испытал вначале на себе, а затем на своей жене. Заболотный и Савченко приняли в присутствии комиссии врачей однодневную, то есть полностью действенную, культуру холерных бацилл; за день до опыта каждый из них подверг себя иммунизации, проглотив культуру умерщвленных бацилл. Этот опыт, являющийся продолжением описанных выше экспериментов, был произведён в 1897 году. Он имеет особое значение в истории медицины, так как впервые было доказано, что от инфекции можно защититься не только путём инъекции соответствующего возбудителя, но и путём приёма ослабленной культуры бацилл внутрь. Именно поэтому последующие опыты в этом направлении имели столь большое значение.
Следует также упомянуть имя Владимира Хавкина. Позднее он стал крупным бактериологом. Без ущерба для здоровья Хавкин ввёл себе вначале небольшую дозу ослабленных бацилл холеры, а затем более крупную. Результатом этих не менее опасных экспериментов был вывод, что лица не болеющие холерой, также могут быть носителями живых, вирулентных холерных вибрионов. Итак, эти опыты явились вкладом в проблему бациллоносителей, имеющую значение не только для холеры, но и для других инфекционных болезней, например для тифа.
Один из учёных проводивших опыты на себе, после данного опыта заболел тяжёлой формой холеры. Его имя Жюпий. К счастью всё обошлось без летального исхода.
Следует констатировать, что из многих опытов на себе, проведённых учёными в то время и позднее, — всего известно сорок таких опытов с возбудителем холеры – ни один не закончился смертельным исходом, в то время как случайная лабораторная инфекция в Гамбургском институте гигиены стала причиной смерти учёного-исследователя Оргеля. Конечно, не всегда можно было объяснить, почему эти опыты на себе оканчивались благополучно. Можно лишь благодарить случай, способствовавший этому. Прав был, вероятно, Мечников, ставивший решение вопроса о том, кто из двух людей при прочих равных условиях заболеет холерой, в зависимости от особенностей бактерий, поселившихся в кишечнике человека, от его кишечной флоры. Можно, пожалуй, утверждать, что Мечников был специалистом по кишечным бактериям. Он подразделял их благоприятствующие холерной инфекции и препятствующие её развитию. Это объяснение, разумеется, вполне приемлемо, так как известно, что между бактериями бывают войны, что они конкурируют между собой, что иногда одна разновидность бактерий уничтожает другую. Открытие пенициллина было основано именно на этом факте.
Петтенкофер пережил свой героический эксперимент на несколько лет. В феврале 1901 года он застрелился, преследуемый болезненным страхом перед грозящей дряхлостью.